пятнадцать раз выжал!

Коля ожидал, что отец тоже удивится, но Егоров пренебрежительно сказал:

– У нас Семенов тридцать жмет.

Это все, что он мог сделать в данной ситуации. Раньше он сам выжимал десять раз, но в последние годы забросил гирю и сейчас пожалел об этом.

Но окончательно терпение Егорова закончилось в субботу. В пятницу Егоров с Жженых и инструментальщиком Копыловым взяли после работы водки и посидели в инструменталке. Они называли это «пятницкими посиделками», Варвара к его позднему приходу привыкла, и никаких ссор по этому поводу у них не было. Может быть, потому, что Егоров всегда знал меру, но в этот раз после всех волнений последних дней принял лишнего и заявился домой пьяным. И устроил небольшой дебош, но даже пьяный Егоров не проговорился о причинах своего буйства, хоть и порушил кое-что на кухне, как в основном бастионе неприятеля. Квартиранта, слава богу, не было, иначе не обошлось бы без мордобития.

Утром было стыдно за вчерашнее, и страшно болела голова, но еще больней было услышать от сына:

– А дядя Миша совсем не пьет. Он говорит, что настоящие мужики не пьют.

Не вытерпела и Варвара:

– И чего пьешь? Не пьют же люди, и ничего. Какой пример сыну подаешь.

А ведь до квартиранта Варвара была уверена, что все мужья непременно пьют.

И Егоров твердо решил, надо от Михаила избавляться. Но как? Не скажешь ведь, все, ты надоел, уходи. Хотя сказать-то можно, мол, дочь приезжает или ремонт квартиры надо делать. Можно. Но как он будет выглядеть в глазах сына и жены. Несколько дней Егоров только и думал, как выставить постояльца, выставить так, чтоб это выглядело как его собственное желание. Но ничего путного в голову не приходило. И вот, когда Егоров уже отчаялся, помог случай. В воскресенье, возвращаясь из магазина, встретил радиомастера Павлова, который в молодости слесарил на пару с Петуховым. Шел Павлов с большим рюкзаком и чемоданом, на вопрос Егорова, куда он собрался, Павлов, улыбаясь, ответил:

– Домой.

– Ну тогда с приездом. Ездил-то куда?

– На какие шиши? Я тут закрутил с одной, Верка узнала и под зад коленом. Два месяца и восемь дней прожил в радиомастерской. Вот простила.

– Слушай, а где ты в мастерской жил? – мелькнула у Егорова робкая надежда.

– Да мы еще год назад кабинет мастера переделали в жилуху. Одно время там Костин жил, потом вот я.

– А сейчас она пустует?

– Пустует. А тебе зачем, с Варварой нелады?

– Да нет, у Петухова Сергея родственник без жилья мается, ему хотя бы месяца два у вас перекантоваться.

– Нет проблем. Пусть Серега сходит к Макарычу, нам, кстати, нужен сторож, два есть, а третьим я был. А теперь у меня все ночи заняты будут, – Павлов счастливо улыбнулся. – Так что Серегин родственник заодно и подзаработать сможет.

– Ясно. А ничего, что ты такую тяжесть несешь? Тебе бы налегке.

– Почему? Это шмотки мои.

– Да как бы конфуз не вышел, когда на Верку набросишься. Подкачает дружок, – у Егорова впервые за много дней поднялось настроение и вернулось чувство юмора.

– Не боись. Я сейчас в таком настроении, что чемодан нести могу дружку доверить.

– Ну ладно, не буду тебя задерживать.

Уже на следующее утро Егоров переговорил с Петуховым, сказал, что чужой человек в квартире для него, что шило в заднице, но есть выход – поселить Михаила в радиомастерской. И предложил Петухову назавтра, Михаил как раз будет с ночи, переселить его на новое место. Самому участвовать в этом Егорову было стыдно. Петухов, соглашаясь, уныло качал головой. Дело в том, что радиомастерская была на отшибе, до автобуса два километра, и к тому же никаких удобств.

Во вторник Петухов появился на работе в одиннадцатом часу, молча подал Егорову ключ от квартиры.

Весь день настроение у Егорова было хуже некуда, словно предал кого. А дома, только вошел, сразу Коля с вопросом:

– А где дядя Миша, он что, уехал?

– Уехал.

– Эх! – огорчился Коля. – А я у него спросить хотел.

– Спроси у меня.

– Ты все равно не знаешь. А далеко уехал дядя Миша?

– Далеко, – сдерживаясь, чтоб не накричать ответил Егоров.

– Жалко, – сын уныло поплелся в свою комнату. Но когда пришла Варвара, пожаловался:

– Мама, а дядя Миша у нас больше не живет.

– Как не живет? – Варвара глянула на мужа. – Твоя работа?

Егоров был готов к такому вопросу:

– Моя. Взял его за шиворот и выбросил. Петухов ему новое жилье нашел с работой, прямо там, где живет. Сторожить. Михаил же за деньгами приехал.

– Жалко. А я думала, сегодня ужин мне не надо будет готовить. Так устала. Жалко, жалко.

Егоров сжал зубы и закрыл глаза.

А после ужина и сын, и жена то смотрели с ним телевизор, то уходили, словно никак не могли найти себе места. И Егоров зло подумал. Сволочь! Из-за этого квартиранта дома никогда не будет как прежде. Сволочь!

Назавтра подошел Семенов и, кривя рот в улыбке, спросил:

– Что, вытурил квартиранта? А я тебя предупреждал.

– Зачем мне выгонять? Сам переехал.

– Сам. Это ты Варвару можешь обмануть, но не меня. Долго ты его еще материть будешь. Долго. Сам, – хмыкнул Семенов и отошел, что-то бормоча под нос.

А Егоров, глядя ему вслед, подумал, неужели и он такой же, как Семенов, если его и Семенова одинаково «достал» квартирант. Это открытие совсем не понравилось Егорову, потому как Семенова за глаза звали дубом. Его ничего не интересовало, да Семенов не скрывал этого и не раз заявлял:

– Мне нужна водка и работа.

– А бабы?

– Если водки побольше, то и бабы не надо.

И вот теперь Егоров с горечью понял, что и сам в последнее время ничем не отличался от Семенова. Книг почти не читал, в театре не был лет десять, а раньше с Варварой ни один спектакль не пропускали. И всю его жизнь по сути можно обозначить двумя словами: работа – телевизор…

Впервые Егоров не остался на «пятницкие посиделки» и своим ранним приходом удивил Варвару, но еще больше она удивилась, когда в субботу муж принарядился и сказал, что идет в библиотеку.

Для начала Егоров взял книги по истории, чтобы смочь ответить на вопросы сына, а начал читать и увлекся. Ведь знал только то, что проходили в школе, а тут открылось такое… Прочитанное не терпелось рассказать, и Егоров шел к своим:

– Представляете, я об этом впервые узнал…

И читал целые страницы.

В перерывах, чтобы отдохнули глаза, подымал гирю, но старался делать тайком от жены и сына,